molodnews.ruПрочитала отзыв MADONNы (5 февраля, http://zvyazda.minsk.by/ru/archive/article.php?id=52678&idate=2010-02-05 ) на статью Александра Петрова «Скажите ребенку «Да»» (3 февраля, http://zvyazda.minsk.by/ru/archive/article.php?id=52514&idate=2010-02-03 ). И решила высказаться по поводу посыла автора. О нежелательных детях. Считаю, что вопрос этот куда более сложный и тонкий, чем его преподносит оппонент Александра Петрова.
Наблюдатель
Аборты — вообще очень сложная и драматичная тема. К тому же, неприятная. Хочется еще сказать — очень личная. В 1991 году я, студентка третьего курса журфака, решила написать репортаж из абортария. Было такое медучреждение на улице Стахановской в Минске. Там ежедневно с утра до обеда делали один и тот же вид «малой медицинской операции». Сначала я просто пришла и стала вместе с женщинами, девушками и их молчаливыми спутницами в фойе. Фойе было переполнено, но я не успела ни присмотреться, ни услышать тихих сдержанных разговоров. В восемь утра открылись двери приемного покоя, и прозвучало требование сдать медицинские документы. Я выскочила на улицу, чтобы зайти внутрь уже со служебного входа. Не хотела, чтобы кто-то из тех, кто в фойе, догадался о действительной цели моего прихода.
Врачи встретили доброжелательно: «Хотите написать про аборты? Согласовали с Министерством здравоохранения? Ну что ж, пожалуйста, проходите, надевайте халат, бахилы…» Врач-мужчина, осматривавший женщин в приемном покое, во время перерыва между пациентками посчитал нужным высказаться: «Они не от хорошей жизни пришли сюда. У каждой — свои обстоятельства. Аборт похож на вынужденную посадку самолета».
А потом я стояла в операционной рядом с врачами. И все видела своими глазами. И слышала их разговоры. И мне было ужасно жаль… женщин. Во время операции они находились под наркозом, в большинстве случаев ничего не чувствовали. Через 15 минут их будили, они с помощью санитарки поднимались с кресла, переходили сначала на кушетку рядом, а потом в другую комнату. Босые, в одинаковых сорочках, с окровавленными пеленками между ног.
Особенно запомнились две. Одна была необычайно красивой, таких красивых, кажется, я никогда не видела. «20 лет, не замужем, первая беременность…» В моей голове никак не могло уложиться, как такая красивая могла придти на такую жуткую процедуру. Неужели тот счастливчик, от которого она забеременела, не хотел от нее ребенка?
Она плакала. И наверно потому, что очень боялась, наркоз не отключил ее полностью. Во время операции она внезапно закричала и начала метаться, пытаться встать. Ее держали и успокаивали, а она кричала, что на нее несется стадо буйволов, и что эти чудища ее сейчас растопчут. Она просила помощи.
Вторую я запомнила потому, что она не должна была забеременеть. «29 лет, замужем, есть ребенок». Она предохранялась, но беременность наступила. Почему-то я запомнила, что врачи заметили у нее признаки серьезных гормональных нарушений. У нее было очень доброе лицо.
Больше всего врачи боялись, что попадется женщина, которая обманула со сроком. Ультразвуковое исследование тогда еще не было распространено. Обманы, наверняка, случались. Почему врачи их боятся? Потому, что после 12 недель, объяснили они мне, части ребенка уже видны: ручки, ножки… Значит врачи, подумала я тогда, тоже жертвы.
Как выглядела та, у которой не разорвалось плодное яйцо, не помню. Вроде как полноватая, невысокая, ничем не приметная. Срок у нее был 6 недель. «33 года, замужем, есть ребенок». Врач, которая показывала мне прозрачный пузырек со скрюченным ребеночком внутри, сказала, что это можно назвать везением потому, что сохранить во время операции плодовое яйцо сложно. Меня поразило, что у ребенка уже были глазки и даже пальчики на руках. Почему-то я решила, что это был мальчик, но точно не помню, было ли это видно. Врач поместила эмбрион в банку с жидкостью и поставила в морозилку, сказала, что передаст потом в мединститут для демонстрации студентам.
Операции закончились, и я пришла в палату к женщинам. Мне нужно было с ними поговорить. Я хотела услышать от них, что они думают об аборте, о предохранении. Помню, как одна сказала, что согласилась бы на стерилизацию, но у нее только один ребенок, и где гарантия, что с ним ничего не случится? Как-то обидно стало за ее второго ребенка. Да и за первого.
И что меня подтолкнуло заговорить с той единственной, ребенка которой я видела? Наверно, это было бесчеловечно. Она попросила меня принести его и показать ей. И я показала. А потом опять отнесла в морозилку.
Несколько часов в операционной сблизили меня с врачами. На прощание они сказали: «Приходите, если что, мы вас очень качественно почистим!»
Участник
Через пять лет я все это вспомнила.
Второму сыну было год и два месяца. Этого мало. Он просто не слазил с рук. Ни на минуту. И когда мысль о том, что я, возможно, опять забеременела, впервые пришла в голову, меня охватил ужас. Ужас и протест. Я чувствовала, что у меня нет на это никаких сил. Что я еще не успела забыть, какой тяжелый и большой у меня был живот, что уже полтора года я ни единой ночи не спала полностью: с вечера до утра… мне было себя жалко. Мне не хотелось этой беременности. Она была НЕЖЕЛАТЕЛЬНОЙ.
Нас тогда пригласили знакомые на крестины, и я с горя махнула рюмку водки. Что никогда не делала ни до этого, ни после. Чтобы убедить саму себя, что не беременна. А потом пришла домой, стала перед зеркалом, подняла платье до живота и… расплакалась. В доме у меня тогда еще не было икон. Я встала на колени перед окном и стала просить Бога, чтобы он услышал меня…
Поясница ныла, и я надеялась, что это просто задержка. Что все еще наладится. С малышом на руках не просто было выбраться в поликлинику.
Тем временем у моей бабушки случился инсульт. Нужно было срочно лететь в Россию потому, что после сложной операции матери нельзя было поднимать тяжести, а значит она не могла сама ухаживать за парализованной бабушкой.
В аэропорту я брала в одну руку своего младшего сына, довольно тяжелого, в другую — еще более тяжелый чемодан. А когда приехала, то не только смело переворачивала бабушку весом в сто с лишним килограммов, это было не трудно потому, что я умела. Я хватала ведра с распаренной кашей для поросят и несла сразу оба. Это было очень тяжело. А потом я лежала в горячей ванне, пока не становилось плохо с сердцем.
Наконец, казалось, я добилась своего. С облегчением сообщила об этом мужу, и не сдержала своей радости — рассказала матери. Но «нездоровье» мое длилось только один день. Мать заподозрила неладное. Впереди были майские праздники, в поликлиниках выходные. И мать нашла в каких-то женских журналах рецепт абортивного отвара. Заварила мне, и я пила. Правда, только под ее надзором. Одно дело, когда я обманывала сама себя, «возобновляя цикл» ведрами с кашей и горячей ванной, втрое — абортивный отвар. Что-то было в этом более правдивое и более безжалостное. Более циничное.
Наконец, праздники закончились, и отец повез меня в район. Врач осмотрел меня и направил на УЗИ. Там сказали, что у меня уже начат выкидыш: кровь в полости матки, отслоение плаценты. Беременность — 4–6 недель. Все это было написано на бумажке с заключением. И еще там было написано одно слово, и стоял один знак. Слово было: «сердцебиение». А знак: «+».
Это решило все
Врач УЗИ говорила мне, что сохранять такого ребенка нет смысла, что нужно ложиться на стационар и принимать много лекарств, — вряд ли ребенок родится потом нормальным. Гинеколог, прочитав заключение УЗИ, сказал только: приходи завтра с паспортом и сорочкой.
Вот тогда я вспомнила босых женщин в абортарии. И разумеется, что не осужу себя на холодный кафель под ступнями и на мокрую пеленку между ног. Вместо «сердцебиение «+».
Вместе
Мне в некотором смысле повезло. Я ведь собственными глазами видела, как выглядит ребенок в 6 недель беременности. Сердце его я, конечно же, представить не могла. Он сам был такой маленький — с треть моего мизинца. Каким же должно быть сердце? Сердце моего ребенка. Наверное, очень крепким. Теперь я еще знаю, что очень любящим…
На обратном пути мы встретили мою мать. Она все поняла. Но долго еще, долгих 6 следующих недель, ровно столько, сколько еще возможно, пыталась меня уговорить или заставить сделать аборт. Она у меня очень волевая женщина и умеет добиваться своего. И она была уверена, что третий ребенок мне не нужен. Так что нам было непросто. Но теперь нас было двое. И если эта кроха выдержала так много, то неужели мы вместе не выдержим все остальное?
В больницу я не легла. Не было возможности. Потому, что на руках у меня была парализованная бабушка, мать после операции, маленький сын. Я, безусловно, боялась за последствия своих действий в первые дни беременности. Помнила слова врача УЗИ. Но очень, очень теперь хотела, чтобы этот ребенок удержался, чтобы выкидыш не произошел. Чтобы в этой своей отчаянной борьбе за жизнь маленькое смелое сердце вышло победителем.
Ночами я с ребенком разговаривала. Чаще всего я говорила, положив руку на живот: «Держись. Все будет хорошо. Ничего не бойся. Я — с тобой!»
В те дни я впервые в жизни помолилась перед иконой. Мать боялась, что бабушка умрет, и повесила в комнате, где та лежала, икону Богородицы, большую и старую, от дедов. В то время это была единственная для меня поддержка. Не зная ни одной молитвы, своими словами, беззвучно, я попросила Матерь Божью сохранить этого ребенка внутри меня. И попросила Ее попросить у Бога прощения за мое недавнее малодушье. А потом, когда было особенно трудно, время от времени просто смотрела на икону. И становилось легче.
Награда
Я о том, что нельзя беременность и детей, да и взрослых уже людей, мерить словами «желанные» и «нежеланные». Возможно, это хорошо, когда люди хотят зачать ребенка и у них это получается. Но в жизни все не так просто. Изо всех моих троих, любимых и прекрасных детей, ни один не был запланированным. Мы теперь смеемся, когда вспоминаем обстоятельства, из-за которых они появились на свет. И благодарим за них Бога. За бокалом вина я с удовольствием рассказываю об этих обстоятельствах и чужим людям. Здесь, на газетной странице, воздержусь. Пусть детишки еще подрастут. Они, я уверена, поймут, и простят. Как простил мой муж свою мать за то, что она… Оделась уже, собрала все необходимое, но мой будущий свекор сказал ей в спину: «Не возвращайся тогда». Она заплакала и… не пошла.
Madonna ставит знак равенства между «нежданный» и «несчастливый». Но и с этим я не могу согласиться. Одно из одного, наперекор модному мнению современных психологов, вовсе не обязательное следствие. Счастье — крайне спорное понятие. И может я слишком самоуверенная, но, опять-таки, дабы не ходить далеко, вспоминаю своего мужа. И себя, конечно. И говорю, что все это глупости. Если бы какой-то психолог внушил бы моей будущей свекрови в свое время, что нежеланного ребенка не следует рожать потому, что все равно не будет счастливым…
Здесь такая казуистика получается: женщина в случае незапланированной беременности якобы «жертвует» собой — идет на непривлекательную процедуру… И сегодня же это срабатывает!
Если бы это сработало в случае с моей будущей свекровью, тогда бы не было не только единственного моего на всем мире любимого человека, но не было бы наших детей. Страшно подумать. Не было бы целого мира — всей нашей семьи.
Кстати, главный акушер-гинеколог Министерства здравоохранения во время интервью заметил, что чаще всего те, кто сегодня очень ответственно подходит к планированию беременности, а таких все больше, прежде имели других половых партнеров. С разной, я так понимаю, степенью «расплаты» за свое право на это. Так что красивое «планирование» часто просто прикрывает страх наказания.
Дорогая Madonna, вся тайна человеческого сердца в том, что оно способно любить. Что любовь может придти не сразу. Даже к собственному ребенку. Но как раз в случае с ребенком, она, как правило, приходит. В этом и есть Божий дар. Ведь, кто знает, испытали бы мы свое сердце в ином случае. И в этом смысл всего.
Беременность — вообще сложное состояние для женщин. Об этом еще Достоевский много рассуждал в своих «Дневниках». Поэтому я не берусь судить тех, кто спасовал, как сама когда-то. Просто жаль этих женщин зато, что никто не помог им тогда. И ничто.
Вот я подумала, если и они — жертвы, кто же тогда — палач?
…Хочу еще написать про снег. Дочь родилась декабрьской ночью. А утром мы с женщинами в палате открыли окно. И в нашу комнату влетал снег. Он искрился на солнце, словно триллионы звезд неописуемой красоты, словно золото и серебро, словно праздничный салют в честь тех, кто имеет смелость и мужество, а также любовь появляться на свет и жить на этой грешной и прекрасной земле. Моя дочь, ростом 54 сантиметра и весом 3 килограмма 900 граммов, лежала рядом. Почему-то смуглая, с черными волосами и слегка раскосыми глазами. (Об этом я потом расспрашивала свекровь, которая родилась в северном Казахстане, но ничего не выяснила). Дочь спала. А я смотрела на снег и слушала, как мое сердце смеется.
Ольга МЕДВЕДЕВА, газета «Звязда», 9 февраля 2010 года.
Источник: http://www.zvyazda.minsk.by/ru/archive/article.php?id=52860&idate=2010-02-09
Читайте также:
Считаю аборты необходимым злом. Аборты нужно делать по медицинским показаниям, в сложных ситуациях. Особенно если есть проблемы с ребенком.